А трудностей было много. Одно только разделение функций с ОАО «РЖД» вносило на первых порах много сумбура. Но Вадим Николаевич, надо отдать ему должное, всегда понимал, что внешние связи – это в первую очередь функция государственная. И в качестве министра он активно поддерживал наше управление, меня лично во взаимодействии с иностранными партнерами и международными организациями. Морозов сам активно участвовал в международной жизни и переговорах. Например, МПС от лица РФ выполняло функцию акционера (50% акций) Улан-Баторской железной дороги. И мы достаточно активно общались с Министерством транспорта Монголии. Согласовывали бюджеты, планы работы, принимали отчеты, участвовали в управлении.
Задачей МПС было обеспечить правовые основания для дальнейшей международной деятельности ОАО «РЖД». На эту тему нужно было находить общий язык с партнерами в такой структуре, как Совет по железнодорожному транспорту государств – участников Содружества. Зарубежных железнодорожников нужно было подготовить к тому, что Россию в перспективе в совете будет представлять ОАО «РЖД».

– Каким было Ваше первое впечатление от встречи с Вадимом Морозовым?

– Одним из моих первых совместных с Морозовым мероприятий была поездка в Молдавию на заседание совета. Он тогда был еще заместителем министра. В отличие от многих других, он всегда очень серьезно готовился к совещаниям. Я обратил на это внимание. В то время требовалось, чтобы у всех стран пространства 1520 была унифицирована законодательная база и нормативная документация в части перевозок пассажиров и грузов.

А когда он уже был министром, мне запомнилась поездка в Казахстан в рамках визита президента РФ. Мы очень долго готовились, он хотел быть в курсе всех проблем, потому что руководитель страны в ходе такой поездки может задать любой вопрос, и нужно дать быстрый, четкий и исчерпывающий ответ. Толщина папки, которую взял с собой Морозов, была, наверно, сантиметров сорок. И это все было проштудировано, поскольку на страницах стояли пометки, сделанные его рукой. Причем формально в этот момент мы оба были в отпуске. Вадим Николаевич был очень скрупулезен в работе. Глубоко копал, изучал детали, мелочи, спрашивал, что происходит в стране, в которую он едет, пытался во все вникнуть и понять причинно-следственные связи. Немного людей на железной дороге, которые так глубоко вникают в международную деятельность.

– Когда у Вас появилось понимание, что министерство будет проходить через ликвидационные мероприятия?

– Было ясно, что государственные функции никому, кроме государства, передавать нельзя. Особенно в области международных связей. Поэтому когда стало ясно, что мы входим в большое объединенное министерство, то было принято решение о том, что мне придется какое-то время поработать в Минтрансе и лично передать все наши наработки и контакты. И после упразднения МПС я ненадолго, на полгода, перешел в Минтранс. Так же поступили специалисты МПС и по другим направлениям.

– Как Морозов переживал эту нестандартную ситуацию?

– Вадим Николаевич отстаивал в правительстве такую позицию, что если ликвидация МПС и неизбежна, то не нужно делать этого впопыхах. ОАО «РЖД» было еще слишком молодой компанией, и нужно было дать время, прежде чем передать ей все функции. А в самом министерстве говорил, что нам нужно работать интенсивнее, чтобы все успеть и подстелить соломку под будущее.

У него было чувство юмора. Но он никогда не шутил по поводу железной дороги. Это было святое. А вот к политическим решениям относился с долей юмора и легким цинизмом. Политическое решение о ликвидации МПС в рамках административной реформы фактически было принято еще за два с половиной года до того, как он возглавил министерство. Нести на себе крест последнего министра путей сообщения России ему было трудно, грустно. Мне казалось, что он переживал это так, что нам не понять. Но пошутить над политической составляющей это не мешало. Я поначалу даже не всегда его понимал.

Ну вот однажды подхожу к нему с вопросом, касающимся реформы, который сам не мог решить. Говорю: «От меня требуют того-то. Что будем делать?» Он отвечает: «Удовлетворить на 50%». Я в недоумении. Переспрашиваю, что он имеет в виду. А он делает такой характерный народный жест, когда одной рукой бьют под локоть другую. Переспрашиваю: «Вы эти 50% имеете в виду?» Отвечает: «Да». Тогда понятно. То есть фиг им, только погрубее. Позиции не сдаем.

На совещаниях и мозговых штурмах с Морозовым можно было спорить, но когда он принимал решение, мы все шли и делали, как он сказал. На железной дороге по-другому не бывает. И, как показывало будущее, он всегда оказывался прав.

Морозов переживал: все ли он сделал, чтобы сохранить министерство? Понимал, что в результате административной реформы будет утрачено много ценных кадров. Переживал за людей, потому что знал: не всем найдется место в новых структурах, кто-то будет вынужден искать себе другую работу. Но независимо от того, ликвидируется МПС или нет, нужно было заложить крепкую базу для функционирования железнодорожного транспорта и формирования рынка операторских услуг.

– В дальнейшем, после МПС и Минтранса, Вы сами стали работать в операторском секторе, а Морозов вошел в руководство ОАО «РЖД». Приходилось ли Вам обращаться к нему с просьбами, жалобами?

– Нет, не приходилось. На той базе, которую мы закладывали в МПС, все уже было хорошо выстроено. В отличие от морских операторов, железно­дорожные не убегали в другую юрисдикцию, потому что был создан нормальный климат в отрасли. Для российского операторского сообщества написаны четкие правила и созданы условия для развития, в том числе и в банковском сегменте. За то время, которое я работаю в операторском сообществе, я не помню проблем с ОАО «РЖД». РЖД и совет Содружества всегда поддерживают операторов. Когда было нужно взять вагоны в аренду, их брали и в Прибалтике, и в Молдавии. Поэтому в то время, когда Вадим Николаевич занимал руководящие должности в РЖД, смысла с ним взаимодействовать не было по одной простой причине: все работало четко. Общение было, а рабочие моменты обсуждать не приходилось. За все время только одно или два письма мы Морозову написали. С просьбой организовать маршрутизацию, которая даст положительный эффект от оборота вагонов и нам, и РЖД. И это предложение было принято. Морозов всегда поддерживал технологические решения, улучшающие работу.

А неформально, вне работы, мы, конечно, общались. Он раз в год старался собрать бывших сотрудников своего министерства. Встречались на конференциях, выставках. Я очень рад, что судьба меня свела с двумя замечательными людьми: Морозовым-специалистом и Морозовым-человеком. Он очень четко разделял, где работа, а где личное общение. Там, где заканчивалась работа и начинался простой разговор о жизни. У него в такие минуты даже лицо менялось.