«Работаете и работайте – мешать не буду…»

Михаил Глазков,

заместитель генерального директора ОАО «РЖД»



– Михаил Олегович, Вы довольно быстро поднимались по карьерным ступеням. Во многих назначениях Вадим Николаевич играл главную роль. После его ухода какие истории, случаи остались в памяти?

– В становлении меня как профессионала он был первой скрипкой. Морозовым стать нереально, но его методы руководства, манера общения с людьми, отношение к жизни были и остались полезны.
Неординарных встреч было много. Помню, когда меня назначили начальником станции Москва-Пассажирская-Октябрьская (Ленинградский вокзал), Вадим Николаевич занимал должность заместителя министра. Среди заместителей тогда были и другие питерцы, и они часто ездили в Северную столицу. В силу своей должности я их провожал и встречал. И если он уезжал, то проходил в свой вагон, а если провожал какую-то делегацию, то приезжал за 40 минут и раньше, и все уже знали, что кто-то что-то отгребет, вопрос только кто.

Он проверял все. Проходил весь состав, территорию вокзала, общался с нами и редко когда не находил повода для воспитательной работы. Так было и в очередной раз. Прошли везде и даже в камеру хранения обследовали. По настроению, смотрим, все нормально. Заходим в зал официальных делегаций, а там на стене висит картина «Парусник». «А что эта картина делает на железнодорожном вокзале?» – возмутился заместитель министра.
Хочу заметить – все это были какие-то отцовские нравоучения.


На его разборах (а это была удивительная школа) я бывал часто в разных должностях. Конечно, у него была особая тактика разбора любого ЧП. Удивительным было то, что после тщательного расследования даже выговор он завернет, упакует, ленточкой перевяжет, на вытянутых руках на поднос положит и выдаст тебе. А ты получаешь его, как подарок, и хочется идти работать… Это была интересная морозовская школа. Она была подобна системе менеджмента качества, которую пропагандировал Виктор Васильевич Степов. Но вначале Вадим Николаевич к этому относился очень осторожно. Когда мы готовились к очередному разбору, у нас было две папки. Одна, если разбор будет проводить Владимир Иванович (он поддерживал В. В.), другая для Морозова (это должно было быть по-старому). Но потом он все-таки принял новые подходы в управлении и даже говорил, что это единственный способ при дефиците ресурса доказать правоту и необходимость как инструмент.

– Какие его привычки, манеры Вы берете на вооружение?

– Вадим Николаевич был профессионалом высшей пробы, и еще его важная черта – человек труда. И не потому, что он с утра до вечера горел на работе, а по отношению к работягам. Бывало, мы с ним разговаривали, и он напоминал: мы сидим с вами в теплых кабинетах, а в это время десятки тысяч наших железнодорожников обеспечивают движение по РЖД и создают нам с вами такие условия. И таких образов было очень много. У Вадима Николаевича была привычка, выйдя из вагона поезда, подойти к машинисту, пожать ему руку и сказать спасибо. Вроде бы мелочь, а на самом деле это и есть уважение к человеку. Даже на разборах, будучи движенцем со стержнем, он всегда разбирался объективно и до мелочей. Любой разбор начинался с объективки, он досконально изучал, где могут быть проблемы у человека, которые привели к таким последствиям.
И еще меня поражало его умение оперировать цифрами. Сам люблю работать с цифрами, но у Вадима Николаевича это был высший пилотаж.
– При назначении на повышение каждый кандидат проходил согласование на должность у первого вице-президента. Какие-то особенности были у Морозова при этой процедуре?

– При назначении на повышение пройти согласование у него равнялось подвигу. Группа назначенцев формировалась 20–25 человек, до него доходило где-то 15, и не все проходили его рубеж. Я был у него на нескольких назначениях. Обычно собеседование начиналось с пристального изучения объективки. Вопросы претенденту он задавал самые разные. И когда уже человек сел, выдохнул, он начинал общаться с другим. А затем мог обратиться к предыдущему и спросить: «А Вы как думаете?» А тот уже в своих мыслях и не сразу может ответить. И тогда он возмущался: «Рано расслабились. Ведь я всех вас позвал, чтобы вы не только ответили на свои вопросы, а чтобы учились на воп­росах, которые я задаю другим». И бывало, что он не согласовывал людей, которые так терялись.
Подловил однажды и меня. Я ответил на все вопросы и получил разрешение сесть. Он продолжил беседовать со следующим претендентом на повышение, а тот поплыл с ответом. Вадим Николаевич повернулся ко мне (в то время очень остро стоял вопрос по долгам субъектов Федерации пригородным пассажирским компаниям) и спросил: «Глазков, а у тебя кто злостный должник?» У меня хорошая память на цифры, а в фамилии я запоминаю первую букву, а дальше могут быть сложности. Я встал и – «Ш-ш-ш…» Он спрашивает: «Ну что шипишь?» Я говорю: «Да фамилия на Ш…» «Да Вы и ночью обязаны назвать фамилию должника», – наступает он. И тут я сразу вспомнил – Шевелев (губернатор Тверской области).

Если Вадим Николаевич замолчал и начал покусывать усы – все! Это было страшнее, чем повышенный тон.

Морозов – человек-эпоха. При упоминании этой фамилии кто-то вздрагивает, у кого-то озноб идет, кто-то улыбается, но никого она не оставляет равнодушным. Даже если вызывает раздражение – это тоже хорошо. Потому что он заставлял думать, меняться, выводил из той зоны комфорта, в которой некоторые пытались сохранить свои должности. Он выводил людей из этой зоны своими задачами, вопросами, нестандартными подходами.
Однажды после очередного назначения он дал мне первое поручение – написать письмо на имя президента РФ за подписью президента компании Якунина. Я несколько растерялся… А он говорит: «Задачу понял? Иди выполняй». Понятно, из того письма, что я за ночь напечатал, осталась только суть, но это было неважно. Самое главное, что до подписания этого письма я принимал участие в редактировании документа, в его доработке. От такой школы доверия крылья вырастают.
– Нестандартные методы воспитания и помощи молодым руководителям были в арсенале Морозова?

– Вадим Николаевич на работу приезжал в 7.00, самое позднее в 7.10. К этому времени руководители должны были иметь полную информацию о ситуации на магистрали, потому что вопросы могли быть самые разные.

И еще пример. Когда меня назначили начальником отделения, он часто звонил с вопросом: как обстановка? Сначала отвечаешь набором слов, второй раз вооружаешься цифрами, далее подтягиваешь проекты, а потом это входит в привычку – и возникает живая оперативная работа (которая меняется каждую секунду). Ты начинаешь четко отмечать важное и сразу планируешь свой день. А через месяц первый вице-президент перестал мне звонить. При встрече я даже попытался выяснить причину. На что получил ответ: «Работаете и работайте. Я не буду Вам мешать...»

Сейчас я уже понимаю, что тогда он просто хотел поддержать молодого руководителя и ненавязчиво вводил в ритм работы отрасли.

И еще мне запомнилось его изречение в поздравлении с днем рождения. Однажды, как обычно, пожелал: счастья, здоровья, удачи. После паузы сделал поправку: нет, удача сопутствует слабым, а сильным сопутствует успех. Успеха вам!

Он следил за спортивным клубом «Локомотив». Приехал как-то на Ленинградский вокзал. Вышел из машины, и видно было, что в глазах молнии прямо сверкают. И дальше все ему было не так. Перед отходом поезда, как обычно, собрал нас и спрашивает: «А вы знаете, как сегодня сыграл «Локомотив» – женская команда по волейболу? Ответа не услышал и добавил: «Проиграла!!!» После этого перед встречей с ним мы обязательно покупали «Спорт-Экспресс» и смотрели результаты игр нашего «Локомотива».

Он всегда был как струна. Эта внешняя суровость и есть отражение профессионализма. В то же время он был человеком ранимой души и глубокого интеллекта.

– Михаил Олегович, хотелось бы Вам воплотить в жизнь проект, который был в планах Морозова, но он не успел его реализовать?

– С Вадимом Николаевичем было интересно работать. И планов у него было много, и проектов интересных. Я даже догадываюсь, какой проект вы имеете в виду.
Когда меня ставили первым заместителем начальника Октябрьской железной дороги, собеседование со мной проводили Владимир Иванович Якунин и Вадим Николаевич. И еще тогда они мне сказали: работа работой, но посмотри, как можно московский опыт применить в Питере. Речь шла о транспортных развязках в Санкт-Петербурге. Полукольца, радиальное направление, скоростное движение (пригородное), то есть те проекты, которые мы отрабатывали еще в 2015 году. Тогда мы подготовили план и на совещании у губернаторов Санкт-Петербурга и Ленинградской области за 40 минут (которые мне дали) я все рассказал, показал. Они внимательно меня выслушали. Минут 10–15 задавали вопросы. А напоследок спросили: что ты хочешь? Я предложил с этой инициативой выйти на координационный совет правительства РФ. К сожалению, тогда не стали активно продвигать эту тему. Меня перевели на другую работу – и я больше не мог лоббировать реализацию этого проекта, а уже многое могло быть сделано…

До сих пор через исторический центр города везут сыпучие грузы, нефтянку (не дай бог что-то рассыплется, разольется). Сегодня в регионе нужно развивать Волховстрой, дальние подходы, а Сортировку из города убрать, территорию отдать под пассажирское движение. Шушары – сегодня по большому счету здесь отстойник. А ведь эту станцию можно использовать как сухой порт. То есть то, что сегодня везем через Сортировку, а дальше маленькими отправками везем в Автово и в Новый Порт. И зачем порожняк, который вывозим с Лужской, загоняем на Сортировку? Эти темы в последнее время мы обсуждали с Вадимом Николаевичем. К сожалению, это один из тех проектов, который ему не удалось воплотить в жизнь. Заняться этим проектом предстоит нынешнему штабу (в списке которого я состою). Его воплощение в жизнь и будет моим вкладом в память о моем учителе, наставнике, руководителе.

Я благодарен судьбе, что по жизни меня сопровождали и делают это до сих пор такие наставники, как Вадим Николаевич Морозов, Геннадий Викторович Верховых, Анатолий Анисимович Краснощек, Михаил Александрович Голдовский, Олег Сергеевич Валинский.