«ВСЕГДА ВАШ. ВАДИМ МОРОЗОВ»
В Иркутске, как назло, был сильнейший снегопад – нелетная погода. Посадить в местном аэропорту самолет, на котором первый вице-президент ОАО «РЖД» Вадим Морозов направлялся в столицу Восточно-Сибирской железной дороги, не было никакой возможности. После затяжных переговоров пилотов с диспетчерами было принято решение посадить самолет в аэропорту города Братска, где он вскоре благополучно и приземлился.
– Когда сможем полететь дальше? – спросил Морозов у встретивших его в аэропорту.
– Часов через пять, не раньше, с погодой не шутят.
Кто-то из сопровождавших Морозова позвонил в Иркутск начальнику Восточно-Сибирской, чтобы сообщить о задержке, и тот мгновенно распорядился прислать к Морозову начальника станции Братск и руководителя центра по организации работы станций. Двое этих молодых ребят, сибиряки, приехали в аэропорт буквально ни живы ни мертвы – еще бы, к ним только что и почти в буквальном смысле с неба свалился первый вице-президент РЖД, второй человек во всей железнодорожной отрасли России.
Двое железнодорожников из Братска стояли перед ним, гигантом, едва ли не навытяжку, а Морозов был одет свободно – в джинсах, свитере. Костюмы остались в самолете. Смирившись с задержкой, он вдруг как-то совсем по-простому обратился к ним:
– Ну что, мужики, у нас пять часов. Что делать будем? Может, пока светло, посмотрим что-то интересное?
– У нас главная достопримечательность – Братская ГЭС.
– Поехали!
Съездили, посмотрели. Зима – красиво, интересно. И по ходу этой поездки атмосфера в компании как-то незаметно разрядилась и стала по-настоящему душевной, свойской. Морозов, словно сбросив с себя на время какое-то не отпускавшее его в другие часы напряжение, рассказывал молодым железнодорожникам из Братска самые разные истории из собственной жизни, которых не знали даже многие из тех, кто сопровождал его из Москвы. Как его отец вернулся с войны инвалидом, как сам он стал железнодорожником, как в институте лазил к будущей жене по пожарной лестнице на четвертый этаж, как начинал работать на станции Сортировочная, а потом заместителем начальника отделения по движению… Двое сибирских железнодорожников забыли обо всех своих страхах и смотрели на него, как на инопланетянина, внезапно приземлившегося в их жизни и рассказавшего им, что в этой жизни возможно абсолютно все.
…Прошло семь лет. В день смерти Вадима Морозова один из членов той делегации, на пять часов приземлившейся в Братске, разместил на своей странице в социальной сети его фотографию и текст о своих чувствах. И в комментариях к этой записи тогдашний начальник станции Братск Александр Гапоник написал: «Помните ту нашу встречу, когда Вы случайно оказались в нашем городе? Я стал после нее совершенно другим человеком, ведь до этого совсем по-другому представлял себе жизнь начальника станции, движенца. Нас же всегда учили, чем громче ты будешь орать, чем жестче будешь спрашивать, тем лучше. А тут у меня буквально глаза открылись. Я остался на железной дороге и не пожалел об этом, я пошел изучать японский и китайский языки, у меня вдруг все пошло по-другому. И это – за несколько часов общения! Какой же это был человек – Вадим Николаевич Морозов! Не представляю, что было бы сегодня со мной, если бы не та встреча…»
– Часов через пять, не раньше, с погодой не шутят.
Кто-то из сопровождавших Морозова позвонил в Иркутск начальнику Восточно-Сибирской, чтобы сообщить о задержке, и тот мгновенно распорядился прислать к Морозову начальника станции Братск и руководителя центра по организации работы станций. Двое этих молодых ребят, сибиряки, приехали в аэропорт буквально ни живы ни мертвы – еще бы, к ним только что и почти в буквальном смысле с неба свалился первый вице-президент РЖД, второй человек во всей железнодорожной отрасли России.
Двое железнодорожников из Братска стояли перед ним, гигантом, едва ли не навытяжку, а Морозов был одет свободно – в джинсах, свитере. Костюмы остались в самолете. Смирившись с задержкой, он вдруг как-то совсем по-простому обратился к ним:
– Ну что, мужики, у нас пять часов. Что делать будем? Может, пока светло, посмотрим что-то интересное?
– У нас главная достопримечательность – Братская ГЭС.
– Поехали!
Съездили, посмотрели. Зима – красиво, интересно. И по ходу этой поездки атмосфера в компании как-то незаметно разрядилась и стала по-настоящему душевной, свойской. Морозов, словно сбросив с себя на время какое-то не отпускавшее его в другие часы напряжение, рассказывал молодым железнодорожникам из Братска самые разные истории из собственной жизни, которых не знали даже многие из тех, кто сопровождал его из Москвы. Как его отец вернулся с войны инвалидом, как сам он стал железнодорожником, как в институте лазил к будущей жене по пожарной лестнице на четвертый этаж, как начинал работать на станции Сортировочная, а потом заместителем начальника отделения по движению… Двое сибирских железнодорожников забыли обо всех своих страхах и смотрели на него, как на инопланетянина, внезапно приземлившегося в их жизни и рассказавшего им, что в этой жизни возможно абсолютно все.
…Прошло семь лет. В день смерти Вадима Морозова один из членов той делегации, на пять часов приземлившейся в Братске, разместил на своей странице в социальной сети его фотографию и текст о своих чувствах. И в комментариях к этой записи тогдашний начальник станции Братск Александр Гапоник написал: «Помните ту нашу встречу, когда Вы случайно оказались в нашем городе? Я стал после нее совершенно другим человеком, ведь до этого совсем по-другому представлял себе жизнь начальника станции, движенца. Нас же всегда учили, чем громче ты будешь орать, чем жестче будешь спрашивать, тем лучше. А тут у меня буквально глаза открылись. Я остался на железной дороге и не пожалел об этом, я пошел изучать японский и китайский языки, у меня вдруг все пошло по-другому. И это – за несколько часов общения! Какой же это был человек – Вадим Николаевич Морозов! Не представляю, что было бы сегодня со мной, если бы не та встреча…»
На юбилее Вадима Морозова, когда ему исполнилось 60 лет, он, встретив председателя центрального совета ветеранов ОАО «РЖД» Николая Грома, с улыбкой сказал:
– Ну вот, Николай Петрович, теперь я наконец-то могу пополнить ряды вашей ветеранской организации.
Тот поддержал шутливый тон.
– Вот уж нет, Вадим Николаевич, Вам еще работать и работать. Лет через тридцать, так и быть, мы примем Вас вне очереди.
Гром вообще не лез за словом в карман и в тот же день вспомнил об этом не вполне серьезном разговоре в такой же не слишком серьезной беседе с Владимиром Якуниным:
– Владимир Иванович, что, у Вас там уже совсем нечего делать, если Вадим Николаевич собирается вступать в наш совет ветеранов?
– Что Вы, Морозову еще пахать и пахать, – ответил тот.
Тогда все это воспринималось обычным шутливым обменом репликами в кулуарах юбилейного вечера. Но очень скоро времена изменились, и меньше чем через год сам Якунин вынужден был завести с Морозовым разговор на вполне серьезную тему.
– Ну вот, Николай Петрович, теперь я наконец-то могу пополнить ряды вашей ветеранской организации.
Тот поддержал шутливый тон.
– Вот уж нет, Вадим Николаевич, Вам еще работать и работать. Лет через тридцать, так и быть, мы примем Вас вне очереди.
Гром вообще не лез за словом в карман и в тот же день вспомнил об этом не вполне серьезном разговоре в такой же не слишком серьезной беседе с Владимиром Якуниным:
– Владимир Иванович, что, у Вас там уже совсем нечего делать, если Вадим Николаевич собирается вступать в наш совет ветеранов?
– Что Вы, Морозову еще пахать и пахать, – ответил тот.
Тогда все это воспринималось обычным шутливым обменом репликами в кулуарах юбилейного вечера. Но очень скоро времена изменились, и меньше чем через год сам Якунин вынужден был завести с Морозовым разговор на вполне серьезную тему.
– У нас всегда были прямые, честные и откровенные отношения, – вспоминает
Владимир Якунин. – Тогда я уже должен был задумываться о том, как будет складываться дальнейшая судьба близких мне коллег по работе, и сделал Вадиму Николаевичу предложение перейти на работу на руководящую должность в Московский университет путей сообщения. Первоначально, как мне показалось, он подумал, что я просто-напросто в такой свойственной мне деликатной форме хочу от него избавиться. У нас тогда состоялся очень откровенный разговор, и впоследствии он часто возвращался к этому дню и искренне благодарил меня за правильное предвидение всех обстоятельств и событий, в которых мы вскоре окажемся. Пожалуй, это был один из самых непростых моментов в наших взаимоотношениях, но и в тот момент мы оба поступили именно так, как это следовало из тех отношений, которые мы выстраивали все эти годы. Мы расставили все точки над i в этом моем предложении и на том остановились.
Владимир Якунин. – Тогда я уже должен был задумываться о том, как будет складываться дальнейшая судьба близких мне коллег по работе, и сделал Вадиму Николаевичу предложение перейти на работу на руководящую должность в Московский университет путей сообщения. Первоначально, как мне показалось, он подумал, что я просто-напросто в такой свойственной мне деликатной форме хочу от него избавиться. У нас тогда состоялся очень откровенный разговор, и впоследствии он часто возвращался к этому дню и искренне благодарил меня за правильное предвидение всех обстоятельств и событий, в которых мы вскоре окажемся. Пожалуй, это был один из самых непростых моментов в наших взаимоотношениях, но и в тот момент мы оба поступили именно так, как это следовало из тех отношений, которые мы выстраивали все эти годы. Мы расставили все точки над i в этом моем предложении и на том остановились.
Остановились и поняли тогда друг друга в этом разговоре эти два человека, но события, послужившие причиной этой беседы, никуда не делись. И вскоре изменили в системе железнодорожного транспорта России почти все. 20 августа 2015 года тогдашний председатель правительства РФ Дмитрий Медведев подписал распоряжение об освобождении Владимира Якунина от должности президента ОАО «РЖД». Почти сразу стало очевидно, что пришедшему на его место из Министерства транспорта 45-летнему Олегу Белозерову будет очень дискомфортно работать рядом со специалистом-железнодорожником такого масштаба, как Морозов. Было ясно, что Белозеров в своей деятельности станет ориентироваться на совершенно другую команду управленцев, и меньше чем через два месяца после появления у ОАО «РЖД» нового президента Вадим Морозов покинул пост его первого заместителя.
– Понятно, что при новом главе в компании к тому же начались организационные изменения, которые уже не совпадали с позицией Вадима Николаевича, – считает Олег Шунатов. – На первый план вышли вопросы бизнеса, прибыли, а технологические задачи совершенствования самого процесса управления ушли несколько в сторону. Он-то все это держал в своих руках, никуда не отпускал, и все в системе это чувствовали. А как будет вести дело его преемник? Наверное, уже совсем по-другому…
16 октября 2015 года стало последним днем Вадима Морозова в должности первого вице-президента ОАО «РЖД». Уходя из своего кабинета, в котором провел больше десяти лет, он привел в полный порядок рабочий стол и прикрепил к стене небольшой плакат: «Здесь был Морозов (подпись) 17.08.2005–16.10.2015». Дождавшись своего преемника Анатолия Краснощека, Морозов произнес:
– Продолжайте. Успехов Вам!
– Продолжайте. Успехов Вам!
Формально Морозов не ушел в тот момент из ОАО «РЖД», заняв должность старшего советника президента компании.
– Конечно, тот факт, что когда приходит новый руководитель, его первый заместитель должен быть другим, – это вполне объективная ситуация, – говорит Александр Ретюнин. – Но уверен, что в этом случае все должно было произойти как-то по-другому. Морозов, как мне кажется, в тот момент согласился бы на любую уважаемую работу, связанную с железнодорожным транспортом. Знавшие Вадима Николаевича люди чувствовали, что у него, например, было желание вернуться на Октябрьскую дорогу. А его в итоге назначили советником без каких-либо полномочий. Даже демонстративно как-то – типа пенсии. Он в тот момент говорил: «Встаю в 6 утра, делаю зарядку, на работу к 8 часам еду, как обычно. Просто по привычке уже».
Назначение президентом Московского университета путей сообщения (в качестве аббревиатуры все его по-прежнему называют МИИТ), о котором в свое время говорил еще Владимир Якунин, стало для Морозова одним из вариантов реализовать себя на каком-то принципиально новом поприще.
– Когда перед Морозовым стоял вопрос выбора места работы после ухода из РЖД, то понятно, что у него был целый ряд предложений из бизнеса. Для любой коммерческой структуры приход такого человека – это была бы находка, очень ценная и дорогая, – рассказывает тогдашний ректор МИИТ Борис Лёвин. – Но сам он совершенно не был склонен связывать свою дальнейшую судьбу с бизнесом. И мы определились так: поскольку МИИТ перешел в статус Российского университета транспорта, мы решили, что он принесет большую пользу, если придет к нам. Тем более что именно под него мы могли ввести должность президента университета. Раньше такой позиции у нас просто не было. Такая должность формально вводится под человека, который проработал ректором не менее 10 лет. Он ректором не работал, но ни у кого не было сомнений, что эту должность смело можно открывать под него.
Когда Вадим Николаевич пришел в МИИТ, у нас четко определилась линия дальнейшей совместной работы. Поскольку он был первым президентом университета, то мы с ним в какой-то степени поделили обязанности, которые раньше на себе нес только ректор. Я был уверен, что президент должен был возглавлять большой ученый совет, и нужно отдать должное Морозову – он очень хорошо справлялся с этой работой. Однажды он как человек, который учился в вузе, решил посмотреть, как ребята живут в общежитиях. Поехал не в лучшее, а в самое обычное общежитие – и многое для себя там увидел. Надо отметить, для ребят это было событие, что такого уровня человек к ним приехал и поговорил с ними. Кстати, большой неожиданностью это было и для тех, кто руководил этим общежитием, а это самое главное, я считаю. В результате последовали конкретные действия, которые даже без больших финансовых вложений позволили поднять уровень проживания студентов. И таких примеров конкретных дел за эти годы было очень много.
Если же говорить о личном, то Морозов был членом диссертационного совета, входил во все структуры вуза, очень четко выполнял те функции, которые ему полагались в соответствии с должностью президента. Но было видно, что энергии и желания у него намного больше, чем можно проявить у нас.
В университете мы проработали вместе с ним около пяти лет – до моего ухода по состоянию здоровья. Когда после этого в вуз пришла новая молодая команда, то в ней Морозов себя уже не видел, так как очень хорошо чувствовал людей. А будучи именно человеком команды, оставаться в таких обстоятельствах он уже не смог.
Когда Вадим Николаевич пришел в МИИТ, у нас четко определилась линия дальнейшей совместной работы. Поскольку он был первым президентом университета, то мы с ним в какой-то степени поделили обязанности, которые раньше на себе нес только ректор. Я был уверен, что президент должен был возглавлять большой ученый совет, и нужно отдать должное Морозову – он очень хорошо справлялся с этой работой. Однажды он как человек, который учился в вузе, решил посмотреть, как ребята живут в общежитиях. Поехал не в лучшее, а в самое обычное общежитие – и многое для себя там увидел. Надо отметить, для ребят это было событие, что такого уровня человек к ним приехал и поговорил с ними. Кстати, большой неожиданностью это было и для тех, кто руководил этим общежитием, а это самое главное, я считаю. В результате последовали конкретные действия, которые даже без больших финансовых вложений позволили поднять уровень проживания студентов. И таких примеров конкретных дел за эти годы было очень много.
Если же говорить о личном, то Морозов был членом диссертационного совета, входил во все структуры вуза, очень четко выполнял те функции, которые ему полагались в соответствии с должностью президента. Но было видно, что энергии и желания у него намного больше, чем можно проявить у нас.
В университете мы проработали вместе с ним около пяти лет – до моего ухода по состоянию здоровья. Когда после этого в вуз пришла новая молодая команда, то в ней Морозов себя уже не видел, так как очень хорошо чувствовал людей. А будучи именно человеком команды, оставаться в таких обстоятельствах он уже не смог.
Именно уход из МИИТ стал моментом окончательного профессионального расставания Вадима Морозова с делом всей его жизни – железной дорогой. Насколько болезненным он был, можно судить по одной фразе, сказанной им в разговоре с сыном Дмитрием:
– Эх, если бы мне сейчас дали хотя бы небольшую станцию!..
Возможно, если вспомнить первые годы его работы на Сортировке, такой драматургически закольцованный жизненный сюжет действительно получился бы очень красивым. Но жизнь, к сожалению, слишком часто обходится без красивой драматургии.
– Эх, если бы мне сейчас дали хотя бы небольшую станцию!..
Возможно, если вспомнить первые годы его работы на Сортировке, такой драматургически закольцованный жизненный сюжет действительно получился бы очень красивым. Но жизнь, к сожалению, слишком часто обходится без красивой драматургии.
Кто из нас уверенно может сказать, где именно находится тот порог, за которым иссякает внутренний ресурс даже у самого сильного человека?
В том, 2021 году злосчастный ковид стал настоящей трагедией семьи Морозовых, унеся жизни и старшего брата, и племянника Вадима Николаевича. Произошли эти события буквально одно за другим, и Вадим Морозов переживал эти потери близких людей очень болезненно.
А осенью беда пришла и к нему самому.
В том, 2021 году злосчастный ковид стал настоящей трагедией семьи Морозовых, унеся жизни и старшего брата, и племянника Вадима Николаевича. Произошли эти события буквально одно за другим, и Вадим Морозов переживал эти потери близких людей очень болезненно.
А осенью беда пришла и к нему самому.
– Мы планировали встретиться в Сочи, где он как раз отдыхал. Я до сих пор являюсь председателем Ассоциации транспортных вузов России и планировал отвезти туда ректоров на очередное заседание ассоциации, – говорит Борис Лёвин. – Мы созванивались с Вадимом Николаевичем, он говорил, какая там погода, нужны ли маски и обо всем прочем. И вдруг я в Москве заболел ковидом, попал в больницу и позвонил Морозову, что приехать не смогу. И вот я уже должен был выписываться, и он звонит из Сочи и говорит, что тоже, по-видимому, попал. Я тогда говорю ему: делайте то-то и то-то, так как мы только что через все это прошли и жена у меня врач. Он говорит, что у него анализ положительный и он собирается улетать в Москву. Но мне показалось в тот момент, что он уже внутренне как-то расслабился – после ухода брата и племянника было в нем уже такое упадническое настроение. Я все время призывал его к нагрузкам, ходьбе лечебной, лежанию на животе, что важно для стабилизации работы легких, а он уже как-то не хотел, говорил, что ему тяжело…
– Железная дорога была для Вадима Николаевича всем, он жил и дышал в ее ритме, пульсе. О ней он знал все и имел свое аргументированное мнение, которое никогда не боялся высказывать, – говорит Сергей Абатуров. – Он не берег себя, не планировал жестко свою жизнь, да она зачастую ему этого и не позволяла. Но, чувствуя все и смотря вперед, он четко, по-железнодорожному, как будто спланировал свою смерть. Хотя и не терял надежды на лучшее.
Вадим Николаевич любил жизнь, всегда жил настоящим, но при этом смотрел в будущее на два, на три шага дальше большинства остальных людей. И, когда все врачи уверяли, что все будет хорошо, он надиктовывал свое завещание. Я не могу сейчас сказать за врачей, все ли было сделано. Могу сказать за себя: нет, не все. В тот момент я чего-то не осознал, чего-то не понял, на чем-то не настоял. И это останется моей болью. Ведь за 25 лет нашего знакомства и совместной работы Вадим Николаевич стал для меня не только начальником, которому я и сейчас мысленно докладываю: это мы сделали, это смогли, это удалось. Он стал для меня еще и старшим товарищем, и учителем, а, по сути, вторым отцом!
– Железная дорога была для Вадима Николаевича всем, он жил и дышал в ее ритме, пульсе. О ней он знал все и имел свое аргументированное мнение, которое никогда не боялся высказывать, – говорит Сергей Абатуров. – Он не берег себя, не планировал жестко свою жизнь, да она зачастую ему этого и не позволяла. Но, чувствуя все и смотря вперед, он четко, по-железнодорожному, как будто спланировал свою смерть. Хотя и не терял надежды на лучшее.
Вадим Николаевич любил жизнь, всегда жил настоящим, но при этом смотрел в будущее на два, на три шага дальше большинства остальных людей. И, когда все врачи уверяли, что все будет хорошо, он надиктовывал свое завещание. Я не могу сейчас сказать за врачей, все ли было сделано. Могу сказать за себя: нет, не все. В тот момент я чего-то не осознал, чего-то не понял, на чем-то не настоял. И это останется моей болью. Ведь за 25 лет нашего знакомства и совместной работы Вадим Николаевич стал для меня не только начальником, которому я и сейчас мысленно докладываю: это мы сделали, это смогли, это удалось. Он стал для меня еще и старшим товарищем, и учителем, а, по сути, вторым отцом!
Ни одному человеку не дано предугадать, какая мысль посетит его в последние минуты жизни. Вадим Николаевич, прощаясь с близкими, вспомнил Любань и министра путей сообщения Мельникова. Почему? Да потому, что железная дорога, вероятно, тоже не отпускала его. Настоятель любанского храма во имя святых апостолов Петра и Павла отец Евгений подтвердил, что Вадим Николаевич способствовал перенесению праха Павла Петровича Мельникова из пристанционного сквера в алтарную часть, кроме того, он долгие годы помогал этому храму.
Ирина Радиевна Морозова, вместе ним заболевшая, но на протяжении всей болезни и до самых сложных последних минут бывшая вместе со своим супругом, расскажет потом:
Ирина Радиевна Морозова, вместе ним заболевшая, но на протяжении всей болезни и до самых сложных последних минут бывшая вместе со своим супругом, расскажет потом:
– Мой муж был верующим человеком, но молиться умел только делом! Для церкви в широком понимании этого слова он сделал очень многое. А простился со мной навсегда, держа в руке крестик и янтарные четки, которые ему когда-то подарил отец Мефодий в Валаамском монастыре.
Каждый из нас, оставшихся, рано или поздно по-своему решает эту не такую уж простую этическую задачу нового века при уходе близкого или просто хорошо знакомого человека. Как быть с номером его телефона в адресной книге смартфона, как поступить с перепиской в каких-то мессенджерах – со всем тем, что стало для вас своеобразным цифровым следом памяти о нем? Ведь порой сохранение всего этого, в очередной раз попадаясь на глаза, приносит столько боли, что рука волей-неволей тянется к простейшему из действий. И – да, пусть потом память остается именно в памяти человеческой, а не в недрах умных и бездушных устройств.
Любую переписку с Вадимом Морозовым оставили для себя после его ухода почти все, кому выпала честь и радость ее иметь. Ведь даже если она остается по большей части сухой и деловой, но нет-нет да и появится в ней в каком-нибудь WhatsApp его фирменное, абсолютно искреннее и от души. Что-то примерно такое: «С праздником, успехов во всем – сегодня и в будущем! Всегда Ваш. Вадим Морозов».
И только теперь понимаешь, что, получая это, ты становился адресатом не просто обращения к тебе как к конкретному человеку. Это было обращение ко всем нам.
«Всегда Ваш. Вадим Морозов».
Любую переписку с Вадимом Морозовым оставили для себя после его ухода почти все, кому выпала честь и радость ее иметь. Ведь даже если она остается по большей части сухой и деловой, но нет-нет да и появится в ней в каком-нибудь WhatsApp его фирменное, абсолютно искреннее и от души. Что-то примерно такое: «С праздником, успехов во всем – сегодня и в будущем! Всегда Ваш. Вадим Морозов».
И только теперь понимаешь, что, получая это, ты становился адресатом не просто обращения к тебе как к конкретному человеку. Это было обращение ко всем нам.
«Всегда Ваш. Вадим Морозов».
