•  
Изгиб траектории
Осенью 1997-го в петербургской газете «Смена» появилась небольшая заметка с громким заголовком «Кто стрелял в Вадима Морозова?». Вышла она не на первой полосе, а где-то глубоко внутри издания. Событие по меркам большого города было довольно рядовым, в те самые лихие 90-е в Санкт-Петербурге криминальных происшествий хватало с избытком. А тут инцидент хоть и был со стрельбой, но кончилось все благополучно и обошлось без трагедии.
Дело обстояло так. Преступник, который уже находился в подъезде, дождался момента, когда Морозов вышел утром из своей квартиры, чтобы отправиться на работу. В момент, когда тот зашел в лифт и нажал кнопку первого этажа, он подскочил к закрывавшимся дверям лифта и несколько раз выстрелил. Все пули прошли над головой Вадима Морозова – буквально в нескольких сантиметрах. Естественно, на попытку ограбления это было совершенно не похоже, слишком абсурдно для такой версии вел себя нападавший. Вряд ли это было и реальным покушением на убийство – так промахнуться с настолько близкого расстояния мог бы лишь очень неопытный киллер. Почти единственным реальным предположением относительно причин того, что произошло тогда в подъезде дома на Народной улице, была версия, что Вадима Морозова предупредили и послали ему совершенно отчетливый и внятный сигнал: пора резко менять траекторию своей жизни, так как нынешняя кого-то не устраивает.

На тот самый вопрос из заголовка заметки в «Смене» до сих пор нет определенного ответа. Кто стрелял в Вадима Морозова? Люди, работавшие в те годы на Октябрьской, крайне неохотно делятся своими мнениями и предположениями.

Очевидно одно: ситуация, сложившаяся на дороге после возвращения на нее Анатолия Зайцева, была потенциально взрывоопасной с самого начала. Рванула она вот так – к счастью, без крови и жертв.
Анатолий Александрович Зайцев вернулся на Октябрьскую железную дорогу. Это было не простое решение
После того как Зайцев вновь занял пост начальника Октябрьской, на дороге возникла парадоксальная ситуация: у начальника стало сразу два первых заместителя. Ясно, что ниже этой позиции Морозов, как бывший начальник, фактически по доброй воле уступивший свое место опальному министру, опуститься не мог. Остался на своей должности и Александр Кузнецов, бывший первым замом в те месяцы, когда дорогой руководил Морозов. При этом он вовсе не являлся человеком команды Морозова, так как, возглавив в свое время дорогу, тот в силу молодости и недостаточного в ту пору именно для статуса первого лица Октябрьской авторитета не был вполне самостоятелен в решении кадровых вопросов. Кузнецов стал тогда первым заместителем в гораздо большей степени по решению из Москвы, нежели по инициативе самого Морозова. И хотя взаимодействовали они на предыдущем этапе совместной деятельности вполне эффективно, но изменение конфигурации – из начальника и подчиненного они превратились в две номинально равные фигуры с не слишком четко формализованным распределением полномочий – оказалось своеобразной миной замедленного действия. Публичных противоречий между двумя «вторыми с половиной» людьми на Октябрьской дороге не возникало, но внутренний конфликт явно тлел. Тем более что эмоциональный характер одного и карьерные амбиции другого его лишь подогревали.


Повлиять на развитие этой ситуации мог (и, наверное, должен был) начальник дороги Анатолий Зайцев. Но у того в ту пору была, как говорится, своя война. Уязвленный отставкой с поста министра путей сообщения он вступил в открытый публичный конфликт с занявшим его место в МПС Николаем Аксененко. В результате этого ожесточенного противостояния двух очень авторитетных на железнодорожном транспорте России фигур всю Октябрьскую дорогу начало откровенно лихорадить. На нее буквально валом повалили разнообразные проверки и инспекции, она лишилась помощи министерства при решении важных экономических и технологических вопросов – все-таки силы в этом конфликте оказались абсолютно неравны и административный ресурс МПС был неизмеримо выше. Однако градус этого противостояния буквально зашкаливал, и в газете Октябрьской дороги даже появился материал, сравнивавший методы МПС и возглавлявшего его Аксененко со сталинскими временами 1937-го. При нынешней вертикали железнодорожной (и не только) власти представить себе подобное невозможно в принципе. Но тогда времена были иные, и огонь на Октябрьской полыхал настоящим пожаром.
– Я уверен, что с самого начала это вообще была не совсем правильная история – возвращение Анатолия Зайцева именно на Октябрьскую дорогу. Возможно, другого выхода тогда не было, но все же мне представляется, что его следовало поискать, – считает Александр Ретюнин. – В последующие годы в разговорах с Вадимом Николаевичем мы затрагивали эту тему, и он всегда говорил, что не мог поступить по-другому, – на самом деле он просто, можно сказать, подвинулся, освободив место для возвращения Зайцева.
А тот не просто вернулся, но вернулся с амбициями министра, с конфликтом. Я отношусь к Анатолию Александровичу с большим пиететом, но та ситуация была для всех очень сложной. Ясно, что Морозов был членом его команды.
И плюс к тому – очень порядочным человеком, а такой человек именно в силу своей порядочности имеет слабости. Уверен, что лично у Вадима Николаевича с Николаем Аксененко не было никаких противоречий, что, кстати, последующая жизнь и подтвердила. Но для Аксененко было ясно, что вместе с Зайцевым он работать не сможет, а ему нужен был человек на Октябрьской дороге, который сменит Зайцева, когда их противостояние неизбежным образом разрешится. Морозов на эту роль никак не подходил. Уверен, что, зная его характер, ему ее никто и не предлагал.
А что случилось тогда в лифте в подъезде дома на Народной улице и кто именно стал организатором этого предупредительного сигнала? Догадок и предположений строилось в то время много, но никаких доказательств для подтверждения какой-либо версии найти не удалось. Да это и не имеет такого уж принципиального значения. По той простой причине, что если это происшествие и стало каким-то толчком к решению Вадима Морозова, то лишь в качестве некой последней капли. Тогда, к осени 1997-го, он уже и сам четко осознавал, что его время на Октябрьской железной дороге истекло. И совсем не по его собственной вине. Возможно, так в тот момент просто сложились звезды на небе.
Как быть человеку, если вся его жизнь была связана с железной дорогой, он чувствовал себя абсолютно на своем месте, пользовался авторитетом и уважением коллег, поступательно двигался вперед – и вдруг понял, что этот такой прямой и естественный путь вдруг привел его в тупик? Никаких запасных аэродромов, никаких мыслей о каком-то альтернативном жизненном пути у Вадима Морозова до этого момента не было. И быть не могло. Да и как они могли существовать, если когда-то железная дорога сама выбрала его?
Однако в сложившейся ситуации уже к началу осени 1997-го ему стало совершенно ясно, что этот самый альтернативный жизненный путь надо искать. Пусть даже очевидно против собственной воли.

Волхов… Хоккей с мячом в кажущемся теперь бесконечно далеком 1966-м… Тогда голкипер Георгий Самсоненко спасал свои ворота, а теперь пришел момент, когда ему выпала возможность – нет, не спасти, конечно, но уж точно прийти на помощь в трудной ситуации – тому самому своему мальчишке-зрителю, отношения с которым они поддерживали все последние годы.
– Было так. Я сижу и работаю в своем кабинете в Законодательном собрании Ленинградской области, заместителем председателя которого тогда являлся. Вдруг звонок по телефону: Морозов. И Вадим говорит: «Ты не мог бы к нам приехать?» – вспоминает Георгий Самсоненко. – Мы тогда были на связи, но контакты были эпизодическими, так что я даже не знал, что в последние месяцы происходило на дороге. Захожу в управление Октябрьской и говорю: «Мне к начальнику дороги, к Морозову». И вахтер мне говорит: «А Морозов уже не начальник дороги. Проходите, но только не по этой красной дорожке по центральной лестнице, а вот там, по другой – и на третий этаж».
Захожу в кабинет, и Вадим мне прямо с порога говорит: «Я подумал, может, мне в депутаты пойти?» Я удивился, конечно, но понятно, что такая идея возникла не просто так, значит, что-то его к ней подтолкнуло. Расспрашивать не стал. Говорю: «В принципе, это не проблема. Можно пойти по Лево­бережному округу в Волхове, там тебя все знают. С мэром Нонной Михайловной Волчковой договаривайся – вы с ней знакомы, она поддержит. Но имей в виду, что борьба там на выборах будет реальная. Конкурировать будешь с Геннадием Ротосеппом – это ректор местного филиала петербургского вуза. Он тоже серьезная фигура в тех местах, был депутатом по этому округу в предыдущем созыве». Рассказал ему все, что думал, о том, как надо построить избирательную кампанию, все-таки опыт в этом смысле у меня уже был. А вскоре узнал, что Морозов действительно выдвинулся кандидатом в депутаты Законодательного собрания Ленинградской области. Все, как мы и предполагали. Как говорится, где родился – там и пригодился.
Георгий Самсоненко
В избирательную кампанию Морозов включился тогда с каким-то невероятным азартом. Тут, наверное, совпало два очень важных для него обстоятельства. Во-первых, эта активность позволяла ему как-то, хоть на время, выбросить из головы неожиданно оборвавшуюся на полуслове железнодорожную линию своей жизни. А во-вторых, это была разновидность какого-то почти спортивного азарта. Выиграть эти выборы, да еще в условиях серьезной и абсолютно честной конкуренции, без какого-либо привлечения административного ресурса (да и откуда ему было взяться?), стало для него совершенно новым и исключительно важным жизненным вызовом. Ведь тут, как и в столь любимом Морозовым спорте, результат должен был стать абсолютно наглядным. Как говорят в футболе, счет должен был быть на табло. Победа или поражение. Третьего не дано. А проиграть в тот момент еще и на этом поле было бы, наверное, для него просто трагедией. И Вадим Морозов за все время этой избирательной кампании не допускал для себя даже такой мысли.

Он снимался в каких-то рекламных роликах, хотя очень не любил такой формы публичности. Регулярно ездил на встречи с избирателями. А однажды он даже по собственной инициативе без предупреждения лично пришел в редакцию газеты «Октябрьская магистраль», чего до него ни один человек в должности первого заместителя дороги, который запросто мог вызвать любого сотрудника к себе в кабинет, не делал вообще никогда.
– Он неожиданно пришел к нам в редакцию на набережной реки Фонтанки под самый конец рабочего дня, – вспоминает главный редактор газеты «Октябрьская магистраль» того периода Валерий Авилов. – Вся редакция, конечно, переполошилась, а они вдвоем с помощником прошли ко мне в кабинет. И Морозов, как мне тогда показалось, даже немножко смущаясь, сказал: «Валерий Николаевич, я вот тут собираюсь баллотироваться в депутаты Законодательного собрания Ленинградской области. Вы могли бы силами редакции помочь мне сделать предвыборную газету? И сколько это будет стоить?» Я увидел, что помощник готов услышать мой ответ и чуть ли не прямо в этот момент решить все финансовые вопросы по выпуску газеты. Мы в газете прекрасно понимали сложившуюся на дороге ситуацию и причины его решения пойти на выборы. Естественно, я сказал: «Вадим Николаевич, мы все сделаем бесплатно. Это для нас тоже своего рода дело чести». И мы приступили к обсуждению структуры этой газеты.
В. Н. Авилов, главный редактор газеты «Октябрьская магистраль», 1990-е гг.
Газета вышла, и она стала в Волхове одним из самых популярных печатных продуктов на ближайшие пару месяцев. Встречи с горожанами продолжались. Ролики крутились. Одним словом, это была совершенно полноценная избирательная кампания, причем прошедшая по слегка архаичному по нынешним временам принципу: победить в ней должен был именно тот, за кого избиратели отдадут большинство голосов.
Выборы прошли 14 декабря 1997 года. И несмотря на острую конкуренцию, в Лево­бережном округе второй тур не понадобился – уже в первом Вадим Морозов набрал более 50% голосов. Вскоре он был избран заместителем председателя Законодательного собрания и ушел с Октябрьской железной дороги. На его жизненной траектории волею обстоятельств случился замысловатый изгиб.
Выборы были позади. Счет на табло. Результат определен, и победитель известен. Как очень часто бывает в случаях, когда человек добивается важной цели, к которой стремился на протяжении какого-то жизненного отрезка, наступает некое опустошение. И порой выясняется, что за этой покоренной вершиной – не прекрасная долина с новыми перспективами, а полная неопределенность. Тем более это относилось к жизненной ситуации Вадима Морозова, в которой потеря чего-то самого главного, железной дороги, еще не так ощущалась в процессе борьбы по ходу избирательной кампании, зато сразу проявилась, стоило только исчезнуть необычному драйву этой выборной схватки.
Он начал работать в Законодательном собрании. Один из его старинных друзей, Владимир Одинцов, признался, что буквально в первый месяц этой своей деятельности Морозов сказал ему: «Не мое это дело – заседать в собрании. Знаешь, они в 18 часов все заканчивают работу и уходят по домам. Так мало того, там еще и свет в это время выключают. Ну как так можно?..»
В. А. Одинцов