•  
Сортировка
На станции Санкт-Петербург-Сортировочный-Московский в этот день все с самого утра было очень нервно. Не по причине какой-то нештатной ситуации, которые, как и на любой другой крупной железнодорожной станции, тут то и дело случались. Сегодня станция работала во вполне обычном режиме, а состояние повышенной боевой готовности для всех сотрудников было связано с тем, что на Сортировку приехала совершавшая объезд делегация руководителей Октябрьской железной дороги.
Дежурная по сортировочной горке станции Людмила Васильевна Макеева по этому поводу ничуть не переживала и просто совершала набор привычных действий.
Первая наставница В. Н. Морозова, по профессии – дежурный по сортировочной горке, Людмила Васильевна Макеева
Мало ли было на ее веку подобных объездов? При ее опыте чего тут волноваться? Тем более работать надо – у дежурной по горке это происходит в режиме нон-стоп. И вдруг из-за спины она услышала голос, который сразу узнала:
– Людмила Васильевна, дай поездочек распустить. А сама пока чайку попей, как прежде.
– Вадим... – Запнулась она, не понимая, на Вы или на ты, как когда-то, к нему теперь обращаться. – …Николаевич.
– Я, – улыбнулся он.
Что ей было делать? Конечно, формально инструкции ничего подобного не допускали – да и мало ли, вдруг Вадим что-то забыл, ведь сколько лет уже прошло. Но, с другой стороны, есть и субординация – не откажешь же одному из первых лиц на дороге. Да и был это все-таки не абы кто, а Вадим Морозов.
– Ну давай, попробуй.
Никакой чай Людмила Васильевна пить не пошла, а все время, пока Вадим Николаевич распускал поезд, стояла рядом и следила за его действиями. Все он сделал умело, профессионально, быстро – как в прежние времена. Закончил – и повернулся к ней, довольный, веселый:
– Вот спасибо тебе, моя дорогая! Прямо душа успокоилась...
И пошел обратно к остальным членам делегации, без труда находя кратчайшую дорогу. На этой станции он знал буквально каждый квадратный метр.
По распределению после института Вадим Морозов пришел работать именно на станцию Ленинград-Сортировочный-Московский – одну из крупнейших сортировочных станций в стране. Горка № 3, куда его определили учиться на дежурного, располагалась неподалеку от платформы Фарфоровская – то есть совсем рядом с квартирой, в которой они с Ириной и сыном продолжали жить. Пришли работать на станцию по распределению они тоже вместе: Вадим – на горку, Ирина – инженером в технический отдел.
– Вадим Морозов пришел на нашу станцию совсем молодым человеком, сразу после института. Его поставили учиться на дежурного по горке, прикрепили ко мне, и я должна была его обучать, – вспоминает Людмила Макеева. – Несколько смен он постоял рядом, посмотрел, как работают дежурный, составители и операторы. Могу сказать, что таких учеников, как он, у меня никогда не было – невероятно ответственный, дотошный. И самое главное – ему все это очень нравилось. Хотя работа наша – она ведь очень сложная, много информации надо держать в голове. Под горкой – 28 путей, 14 – у одного оператора, 14 – у другого. Это как образ жизни:

12 часов ночная смена и 12 – дневная. Вся жизнь подчинена ритму горки. По-другому мыслишь, по-другому живешь. И он во все это вникал, старался до мелочей разбираться.
Сначала просто рядом со мной стоял. Потом я посадила его на свое место, а сама рядом встала и стала наблюдать. Например, до того как роспуск состава вести, все нужно распланировать. Надо подгорочный парк привести в порядок, чтобы было куда вагоны расставлять – чтобы они катились нормально, чтобы было место для каждого вагона. Потом согласовать надо с 13-й башней, выставит она этот состав или нет, освободит ли нам путь. А поезда все время на роспуск стоят, только успевай. Параллельно надо смотреть натурные листы, куда и сколько вагонов идет. Поместятся они или нет. Есть ли там ограничения, ведь бывают такие вагоны, которые с горки спускать нельзя. Это значит, что мы должны остановить роспуск, а потом ждать прихода другого тепловоза, который забирает этот вагон на запасной путь. А мы дальше продолжаем роспуск. Нюансов – огромное количество, и во все это надо вникать.

Когда Вадим уже немного вошел в курс дела, то часто мне говорил – мол, посиди, чайку попей. А сам все распланирует, чтобы ничего не упустить.

У него будто бы прирожденное какое-то чувство было, и это сразу бросалось в глаза. Он просто наслаждался этим. И все – уважительно, по-доброму. Он и потом много лет, когда представлял меня кому-нибудь, неизменно говорил: «А вот это – моя учительница!» Хотя я старше его всего-то на десять лет.
Дежурным по горке Вадим Морозов отработал чуть менее трех лет. На станции, которая круглосуточно работает в таком напряженном ритме, за это время случалось, конечно, всякое – в том числе и разные ЧП, последствия которых нужно было преодолевать максимально быстро, чтобы не выбить из рабочего ритма всю дорогу.
– Я тогда был маневровым диспетчером и уже работал на Сортировке, когда туда пришел Вадим Николаевич, так как я на два года старше его, – рассказывает Владимир Одинцов, который потом стал не только коллегой, много лет отработавшим вместе с Вадимом Морозовым, но и его близким другом. – Иногда приходилось отдавать не очень популярные распоряжения вроде такого: «Сегодня смена остается, будем поднимать вагоны после схода». И оставались, и поднимали. Как это происходило? А с помощью «лягушки». Это такое устройство, которое накладывается на рельс и имеет скат к земле. И вот по этому скату затаскивается вагон, который тянут тросом. «Лягушка» должна быть очень крепкая и тяжелая, размером с половину большого стола. Три-четыре человека ее поднимали, ставили, а потом по этому скату выдергивали вагон и ставили его обратно на рельсы. Вадим Николаевич мне потом всю жизнь с улыбкой вспоминал, как я его заставлял вагоны поднимать.
Работавший в те годы начальником станции Юрий Холодов просто не мог не заметить появления в штате Сортировки молодого человека не только с огромным интересом к профессии, но и с отличными управленческими задатками. И за очень короткий срок Вадим Морозов прошел путь от дежурного по горке до маневрового диспетчера, потом стал исполняющим обязанности заместителя начальника станции, а затем был утвержден в этой должности.

А 15 октября 1982 года после ухода Холодова на работу в управление Октябрьской железной дороги Вадим Морозов стал начальником станции Ленинград-Сортировочный-Московский – всего-то 28 лет от роду он возглавил крупнейшую и важнейшую на дороге станцию. Если за несколько лет до этого отец говорил Вадиму, что «настоящим железнодорожником можно стать только в службе движения», то теперь это напутствие Николая Ивановича, по сути, стало для его сына не только свершившимся, но и профессионально признанным фактом.
Как жила в те годы Сортировка и что происходило на станции после назначения Вадима Морозова в качестве ее начальника? Впечатление об этом можно получить из рассказа Юрия Суродина, который был непосредственным участником тех событий.
– Познакомились мы с ним так. Я работал в вычислительном центре и руководил группой специалистов, которые изучали вопрос: каким образом должна поменяться технология в связи с внедрением автоматизированных систем управления в эксплуатационную работу, – вспоминает он. – Шла какая-то конференция, на которой я выступал как технолог вычислительного центра. Все говорили о том, как поможет вычислительная техника, а я выступил с мыслью, что, вообще-то, речь идет не о том, как улучшить какие-то процессы, а о том, что внедрение вычислительной техники фундаментально поменяет весь функционал эксплуатационной работы.

Возможно, это выступление было отличающимся от других, и именно после него ко мне подошел высокий худой молодой человек с усами, густой непокорной шевелюрой, и сказал: «Юрий Николаевич, я Вас внимательно слушал. И у меня предложение: не хотите ли Вы прийти работать главным инженером станции Ленинград-Сортировочный-Московский и реализовать на практике все то, о чем Вы здесь сейчас рассказывали?» Я говорю: «Предложение интересное, но кто Вы такой?» Он отвечает: «Я недавно назначенный начальник станции Вадим Николаевич Морозов». Так мы и познакомились. Вообще, когда он стал постарше и тащил на себе груз множества проблем, нечасто можно было увидеть его улыбку. Но в те годы своей работы это был часто улыбающийся молодой человек, который всегда оказывался душой любой компании.

Я серьезно отнесся к его предложению, но мы договорились, что, поскольку образование у меня есть, а опыта нет, я не готов работать сразу главным инженером, а сначала приду на станцию дежурным поста МРЦ, получу опыт работы маневровым диспетчером. Я сказал, что прошу на это год. В свободное время стану заниматься теми вопросами, о которых мы говорили, а примерно через год буду готов приступить к работе главным инженером. Он согласился.

Первое, что я увидел, когда пришел работать на станцию, – то, что она была просто задавлена объемами. Ремонтировать пути, организовывать окна было просто некогда, и поэтому станция находилась в очень тяжелом состоянии, сходы вагонов из-за неудовлетворительного состояния инфраструктуры были почти каждодневным делом. До Вадима Николаевича поменялось несколько руководителей, но справиться с этим потоком проблем удавалось не каждому из них. И вот когда пришла молодая команда во главе с Морозовым, она стала генерировать и реализовывать новые идеи. По­явилось то, что сейчас бы назвали дорожной картой, адресной программой по восстановлению станции, – сколько стрелок, километров путей и так далее требует замены. В результате мы на Сортировке за три-четыре года привели хозяйство в порядок, меняли по 75–80 стрелок, 12–14 километров путей в год – притом что объемы продолжали расти и станция била все свои собственные рекорды по переработке грузов. Бывали месяцы, когда мы по 11 тысяч 400 вагонов в среднем в сутки отправляли (к слову, сейчас эта цифра в полтора раза меньше – притом что станция удлинена и технически переоснащена). А тогда нужно было весь этот объем переваливать и выполнять программу восстановления. Причем именно Вадим Николаевич научил нас, его преемников в этой должности, не только принимать и отправлять как можно больше поездов, но и уважать работу путейцев, энергетиков, связистов – всех тех, кто своим трудом не меньше нас, движенцев, обеспечивает конечный результат. Он, как никто другой, умел объединять людей.

И еще: он был удивительно креативен, особенно для того времени. Вот, например, у меня самого есть недостаток, связанный с недостаточным количеством креатива (по крайней мере, я сам так считаю). А из Вадима Николаевича же идеи сыпались как из рога изобилия. В этом плане нужно было только внимательно слушать то, что он говорил, и пытаться творчески реализовывать. Что я (да и все мы на станции) и старался делать в те годы.
Оказаться в неполные 30 лет во главе такой махины, как Сортировка, от устойчивой работы которой зависит нормальная работа не только Октябрьской дороги, но в значительной степени и всей сети дорог страны, – невероятная ответственность. И настоящее испытание на прочность. Испытание как характера человека, так и его способности быстро принимать решения, реагировать на обстоятельства, а еще – умения формировать команду, которая способна решать стоящие перед ней задачи.

Старший брат Валентин позже рассказывал, как, приехав однажды в гости к Вадиму, увидел, что у того на кухне работает рация. С телефоном в тот момент что-то случилось – и Вадим установил ее на кухне в своей квартире, пояснив: «Если что-то случится на станции, я должен прибыть туда первым и принимать решения».
Молодой начальник станции
Именно на Сортировке Вадим Морозов стал руководителем в полном смысле этого слова. Много времени для этого не потребовалось. Сама жизнь сразу расставила все точки над i, так как тут все было предельно просто: либо ты, уважаемый молодой начальник станции, выплывешь и справишься, либо утонешь под девятым валом ежедневных проблем. Он выплыл.
Жизнь любого человека, даже занимающего серьезную должность, все-таки состоит не только из работы. Настоящим событием в жизни Вадима Морозова в ту пору стало появление у него первого собственного автомобиля. И что это был за автомобиль! Он как будто сошел с рекламного плаката советской поры – «не роскошь», а «средство передвижения». Да и собственным его можно было назвать лишь относительно, так как даже для начальника железнодорожной станции собственная машина была в те годы все-таки роскошью. Этот «Запорожец» на правах ветерана войны получил его отец, и именно Николай Иванович подарил его сыну.
– Вадим Николаевич тогда был недавно назначенным начальником станции Ленинград-Сортировочный-Московский, – рассказывает его бывший коллега Сергей Сергеев. – Как сейчас помню тот солнечный летний субботний день. Я был ответственный дежурным по станции, и вдруг раздается звонок – Вадим Николаевич! Он попросил меня выйти из здания станции, где я находился, и подойти к гаражу. Я так и поступил и увидел его самого, а рядом – новенький, только что купленный красный «Запорожец». Причем был он настолько красный, что ему позавидовала бы в этом смысле любая пожарная машина. «Запорожец» рядом с Вадимом Николаевичем выглядел какой-то детской игрушкой. Я был крайне удивлен, как он вообще мог в него влезть – с его-то ростом. Он увидел мое изумление, понял его и говорит: «Садись, прокатимся вместе». Мы с ним с трудом влезли в машину, Вадим Николаевич был очень доволен, мы проехали по всей станции. Где его ставить, было еще совершенно неясно, но зато это была машина!
К слову, потом он еще долго не расставался с этим «Запорожцем», и многие вспоминали, как ответственный железнодорожный работник приезжал для решения серьезных производственных вопросов на своем миниатюрном, но горячо любимом красном автомобиле.

Вообще непосредственность и открытость молодости, не совсем характерные для его нынешней солидной должности, иногда оказывались настоящим откровением для тех, кому приходилось сталкиваться в те годы с начальником Сортировки.
Вадим Морозов на субботнике, начало 1980-х гг.
– Как начальнику рефрижераторного поезда, мне приходилось решать разные вопросы на станциях, где мы стояли. И в том числе, конечно, на Сортировке, – вспоминает ветеран-железнодорожник Яков Цодыкман. – Бывало, там шел роспуск поезда, бывало, формирование составов – надо было смотреть, чтобы не случалось соударений. У нас на этой станции был свой человек от депо, который именно этим и занимался. И вот однажды его не было на месте, а у меня возник какой-то вопрос. Меня проводили сразу к начальнику станции. У меня уже был большой опыт, и я знал, что начальники даже самых маленьких железнодорожных станций зачастую не хотят разговаривать с рефрижераторщиками и отмахиваются от них, как от назойливых мух. Так что в кабинет начальника станции я зашел с опаской. Меня встретил высокий симпатичный молодой человек, который сказал: «Знаете что, давайте попьем чаю и так за чаем все и обсудим». Я подумал, что, может, это не сам начальник, а какой-то его помощник. Но нет, по количеству звонков и по сути разговора я вскоре понял, что это, конечно, сам начальник станции и есть. Мы с ним действительно обсудили все, что меня в тот момент волновало, а в конце он так запросто сказал: «Если у Вас еще будут вопросы, прошу сразу ко мне. Так мы быстрее наладим нашу совместную работу». И действительно, потом еще несколько раз я к нему заходил по разным вопросам. И встречал он меня всегда так же радушно... Потом, через несколько лет, я как-то возвращался из Москвы с совещания. Подхожу к вагону, протягиваю проводнице служебный билет. А она, прочитав мою должность, вдруг говорит: «Знаю я вас, рефрижераторщиков, у вас всегда спиртное с собой есть. Смотрите, у вас в купе большой начальник, не вздумайте ничего доставать». Я только улыбнулся в ответ и, конечно, пообещал, что все будет в порядке. Поезд скоростной, вагон купейный – думаю, может быть, удастся немного поспать. Захожу в купе и вижу... Морозова. Он очень обрадовался, сказал, что в такой компании и ехать будет веселее. Я не успел и двух слов сказать, как он вытаскивает портфель, а там – аккуратно уложенные бутерброды и бутылка коньяка. Мне так неудобно стало, у меня-то с собой ничего не было. Но он сразу снял эту неловкость. И мы, под хорошую закуску и коньяк, проговорили всю дорогу. Долго еще я оставался под впечатлением от той поездки.
Конечно, ответственность в совокупности с почти ежедневным стрессом накладывала отпечаток на такой легкий в прежние годы характер Вадима Морозова. Иногда он становился вспыльчивым, мог по случаю сказать кому-то из подчиненных что-то резкое. Но потом, если чувствовал, что был в чем-то не прав, всегда находил возможность отыскать те самые слова, чтобы никакой обиды или недосказанности не осталось. Тем более что все на станции видели, что их молодой начальник не замыкается на своих технологических задачах и никогда не отмахивается, если речь заходит о решении каких-то их личных проблем. А ведь коллектив станции в ту пору насчитывал 500 человек, а это значит – 500 собственных историй, переживаний, бытовых забот.
– Я пришел работать на Сортировку уже после того, как Вадим Николаевич ушел оттуда на повышение. И люди на станции, вспоминая Морозова, говорили, что его просто боготворили, – рассказывает один из руководителей станции в последующие годы Андрей Панков. – Во все времена были трудности в плане решения, например, жилищных вопросов, но всегда были и резервы. На станции в то время было прекрасное общежитие – напротив стояли магазин, дом быта, столовая. Там жили семейные сотрудники станции, у которых не было другого жилья. Однако все равно это было временное решение, хотя по тем временам условия были вполне достойные. Но Вадим Николаевич сумел наладить связи с администрациями Невского и Фрунзенского районов – и наших людей из общежития ставили на городскую очередь. Как ему это удавалось, не знаю. Видимо, из-за того, что любую проблему сотрудника станции, которой руководил, он воспринимал как свою собственную. И даже серьезнее, чем свою.
На Сортировке Вадим Морозов отработал в общей сложности семь с половиной лет – семь очень важных лет своей жизни, превративших молодого выпускника ЛИИЖТ в настоящего железнодорожника. Что и сам он повторял потом не раз.
В гостях на родной станции, куда Вадим Николаевич приехал с начальником ЦД П. А. Ивановым
Плакат, подаренный В. Н. Морозовым своему коллеге по кадровому департаменту ОАО «РЖД» Антону Александровичу Награльяну (ныне – Награлин) в день его рождения. Этот плакат с дарственной надписью Морозова до сих пор висит на стене кабинета А. А. Награлина в Управлении президента РФ по внутренней политике
С момента ухода Вадима Морозова с Сортировки и его назначения первым заместителем начальника Ленинград-Московского отделения Октябрьской железной дороги прошло чуть больше года. И в один из дней в квартире занявшего место начальника станции Юрия Суродина раздался почти ночной звонок. До прихода новых суток оставалось около получаса. Звонил Морозов.
– Юрий Николаевич, ты дома, как я понимаю?
– Да, только что приехал, ужинать собираюсь.
– Мне тоже Ира ужин готовит. Но я вот в окно слышу, что третья горка как-то не так работает. Явно что-то не то… Давай-ка ты заканчивай, беги на электричку – и сюда. Я тоже поем сейчас и приду.
Когда Суродин приехал на горку, Морозов уже был там. Горка стояла. А по всем трем составителям, которые работали в ночную смену, было сразу понятно, что они сильно нарушили трудовую дисциплину. Работать они точно не могли.
Морозов спрашивает: «Ну, что делать будем?» В те времена были нарядчики, которые могли вызывать срочно людей, но на это посреди ночи потребовалось бы время, мосты разведены, кольцевой дороги еще не было, да и с такси тогда была целая проблема. Договорились, что к пяти утра пара человек на станцию подъедут, но пока надо было как-то выходить из положения. Не стоять же станции.

– Будем расцеплять сами, – принял решение Морозов.
– Вадим Николаевич, я с вилкой работать не умею, расцеплять не могу, хоть убейте.
– Вот ты белая кость! У Вас, Юрий Николаевич, есть уникальная возможность приобрести рабочую специальность под руководством старшего товарища! – не терял чувство юмора Морозов. – Правда, я и сам не очень умею, но ладно, будешь мне диктовать отцепы, а расцеплять буду я. Только сначала иди дежурной по горке скажи, чтобы она на всю дорогу не растрезвонила, что тут два больших начальника бегают у нее на горе, сами расцепляют вагоны.

Начали. Суродин говорит: «Три вагона вместе группой отцепляем», Морозов – раз вилкой, отцепил. И пошло, пошло… Дежурная по горке видит, что работа идет нормально, скорость роспуска добавила. Стали ошибаться, допускать запуски вагонов – и, как потом вспоминал Юрий Суродин, как-то само собой пришлось в те моменты перейти на всем понятный язык составителей, так сказать, поинтересоваться у Вадима, кто будет исправлять невольные его ошибки. Мать-перемать, кто тут начальник, кто подчиненный – поди разберись… Морозов терпел, терпел, потом вдруг останавливается: «Юрий Николаевич, Вы, случайно, не забылись ли?» И смеется.

До пяти утра заместитель начальника отделения и начальник станции вдвоем расцепляли на горке поезда, работу не сорвали... Многие на месте Вадима Морозова еще долго вспоминали бы начальнику Сор­тировочной эту историю. И он действительно вспоминал, но не на совещаниях, а лишь с юмором в личных разговорах с Юрием Суродиным – как забавное приключение из их общего прошлого, когда начальник станции корил зама НОДа на языке пролетариата.
Вилка для расцепки вагонов
Общий вид Сортировки