Волхов
Волхов… У этого небольшого города в 130 километрах от Санкт-Петербурга не самая обычная история. Началась она с рабочего поселка с названием Волховстрой. А затем – в 1920-х годах – со строительства гидроэлектростанции. Вскоре неподалеку от ГЭС появился алюминиевый завод. Численность занятого на этих промышленных объектах населения стала быстро расти, и в 1933-м Волховстрой официально был признан городом.
Но историю этого места невозможно отделить от железной дороги, ведь еще в самом начале века через эти края прошла линия Петербург – Вологда и в городской черте нынешнего Волхова появилась станция Званка. И в 1916-м именно сюда пришла Мурманская железная дорога, прокладка которой стала одним из крупнейших инфраструктурных проектов России того времени.
Уже в советские годы, переименованная в Волховстрой, станция превратилась в крупный железнодорожный узел, на который оказалась завязана значительная часть жизни всего города. Волхов стал восприниматься городом железнодорожников ничуть не в меньшей, а может быть, и в большей степени, чем городом энергетиков и металлургов.
Уже в советские годы, переименованная в Волховстрой, станция превратилась в крупный железнодорожный узел, на который оказалась завязана значительная часть жизни всего города. Волхов стал восприниматься городом железнодорожников ничуть не в меньшей, а может быть, и в большей степени, чем городом энергетиков и металлургов.
Железнодорожный вокзал на ст. Волховстрой был капитально отремонтирован в середине 1990-х. Вадим Николаевич вложил в этот проект частичку своей души
Так что железнодорожные династии в этих краях на протяжении многих лет были и остаются явлением совершенно обычным. К таким династиям вполне можно отнести и семью Морозовых – семью, которую с послевоенных лет знали в Волхове очень многие. Да что там – многие. Ее знали почти все.
Глава семьи Морозовых, Николай Иванович, и его жена Александра Петровна воспитывали двоих мальчишек – Валю и Вадика, между которыми было семь лет разницы.
Николай Иванович и Александра Петровна Морозовы, родители Вадима Морозова: отец – железнодорожник, затем – директор ПТУ № 29; мама – педагог, учитель начальных классов в этой же школе
Старший Морозов вернулся с Великой Отечественной войны инвалидом – он потерял ногу в боях на Волховском фронте. Но работать пошел снова на железную дорогу. Куда же еще? Сначала трудился на станции Волховстрой-1, а затем возглавил отдел движения Волховстроевского отделения дороги. Выйдя в 55 лет на пенсию по инвалидности, не ушел на покой. Он стал директором железнодорожного ПТУ № 29.
Ребята, которым довелось в те годы учиться у Морозова-старшего, теперь вспоминают, что в своем педагогическом деле он был человеком строгим. Да и как иначе – почти все люди, прошедшие через ту страшную войну, несли в себе ее отпечаток долгие годы. Наверняка так было и с Николаем Ивановичем Морозовым. Высокий, статный, немногословный, внешне свою суровость он проявлял редко, но нет-нет да и проскальзывало у него в общении с ребятами, пусть и со скрытой иронией в голосе: «Шаг вправо, шаг влево – это у нас будет считаться попыткой к бегству». А потом, уже совершенно серьезно, Морозов добавлял: «Давайте договоримся сразу: дисциплина должна быть железная!» И почти всегда он добивался желаемого, уважали его и слушались ученики почти беспрекословно.
Его жена, Александра Петровна, работала учительницей младших классов в волховской железнодорожной школе № 61 – так что их семью вполне можно было назвать не только железнодорожной, но и педагогической.
Ребята, которым довелось в те годы учиться у Морозова-старшего, теперь вспоминают, что в своем педагогическом деле он был человеком строгим. Да и как иначе – почти все люди, прошедшие через ту страшную войну, несли в себе ее отпечаток долгие годы. Наверняка так было и с Николаем Ивановичем Морозовым. Высокий, статный, немногословный, внешне свою суровость он проявлял редко, но нет-нет да и проскальзывало у него в общении с ребятами, пусть и со скрытой иронией в голосе: «Шаг вправо, шаг влево – это у нас будет считаться попыткой к бегству». А потом, уже совершенно серьезно, Морозов добавлял: «Давайте договоримся сразу: дисциплина должна быть железная!» И почти всегда он добивался желаемого, уважали его и слушались ученики почти беспрекословно.
Его жена, Александра Петровна, работала учительницей младших классов в волховской железнодорожной школе № 61 – так что их семью вполне можно было назвать не только железнодорожной, но и педагогической.
Старое здание школы, тогда это была железнодорожная школа № 61, сейчас на этом месте современное здание – школа № 5 г. Волхова
Мягкая и открытая, она по характеру была словно другим полюсом в этой семье, в одинаковой степени даря свою любовь не только обоим сыновьям, но и своим ученикам. А ведь она проработала в одной и той же школе 33 года – это одиннадцать классов, которые Александра Петровна провела от первого учебного дня до окончания начальной школы. От своей первой учительницы ученикам остаются не только знания или оценки в пожелтевших табелях, но и нечто гораздо большее. Ведь они получают в эти годы не только первые уроки арифметики или русского, но и почти всегда – первые уроки жизни, умения слушать, слышать и понимать друг друга. И по тому, какие воспоминания остались об этих уроках в сердцах учеников, можно очень многое понять о самом учителе.
– Нам в первом «А» повезло больше всех. Наверняка те, кто учился в классе «Б» или «В», тоже вспоминают свою первую учительницу с любовью. Но наша Александра Петровна Морозова была самой лучшей! – рассказывает о ней одна из бывших учениц, Анна Всемирнова. – Такой короны кос пшеничного цвета не было в школе ни у кого! Мы учились, наверное, уже в третьем классе, когда однажды она пришла на уроки, сделав стрижку. Горе наше было всеобщим! Только терпеливое объяснение Александры Петровны, что от веса тяжелых кос у нее стала болеть голова, заставило нас смириться со случившимся. Уже много лет спустя, в разговорах на встречах выпускников, оказалось, что тот день помнят многие, почти все. У Александры Петровны были большие красивые и очень добрые руки. Непослушные мальчишеские вихры, косички девчонок, что вдруг расплелись некстати, она приводила в порядок по-матерински естественно. Я, конечно, не могу сказать, как назывались ее духи, но запах их помню даже сейчас и наверняка сразу узнаю, если почувствую его.
Сейчас я понимаю, как много Александра Петровна готовилась к урокам первоклашек, учитывая очень разную степень их подготовки к школе. Она давала персональные задания на уроках математики сильным ученикам. А на уроках чтения сразу выделяла тех, кто уже умел бегло читать, и не мучила их текстом вроде «мама мыла раму». Но чему бы ни учила Александра Петровна – прежде всего она растила из нас хороших людей. Приведу лишь один пример. В третьем классе мне прописали очки. Я очень боялась в них показаться перед одноклассниками. Заметив это, Александра Петровна попросила у меня очки и так их расхваливала, что на первой же перемене я оказалась в роли Тома Сойера, который доверял приятелям красить забор. Все захотели носить такие чудесные очки! Думаю, что не ошибусь, и даже уверена, что все мои одноклассники, теперь уже давно взрослые люди, услышав это сочетание имени и отчества, сразу вспомнят именно нашу Александру Петровну. Александру Петровну Морозову – первую и единственную.
Ее старший сын в то время окончил школу, а младший, Вадик, относился к нам, малышам, покровительственно. Он уже учился в средней школе, но часто навещал мамин класс на переменках. Высокий, худенький – чувствовалось, что его так и подмывало побегать с мальчишками своего возраста, но положение сына учительницы обязывало быть примерным. И он совершенно органично вписывался в нашу команду, особенно когда мы готовились к праздникам. Хотя, если честно, иногда было заметно, что мальчик немного ревновал к нам свою маму. Ведь она так много любви отдавала нам…
Сейчас я понимаю, как много Александра Петровна готовилась к урокам первоклашек, учитывая очень разную степень их подготовки к школе. Она давала персональные задания на уроках математики сильным ученикам. А на уроках чтения сразу выделяла тех, кто уже умел бегло читать, и не мучила их текстом вроде «мама мыла раму». Но чему бы ни учила Александра Петровна – прежде всего она растила из нас хороших людей. Приведу лишь один пример. В третьем классе мне прописали очки. Я очень боялась в них показаться перед одноклассниками. Заметив это, Александра Петровна попросила у меня очки и так их расхваливала, что на первой же перемене я оказалась в роли Тома Сойера, который доверял приятелям красить забор. Все захотели носить такие чудесные очки! Думаю, что не ошибусь, и даже уверена, что все мои одноклассники, теперь уже давно взрослые люди, услышав это сочетание имени и отчества, сразу вспомнят именно нашу Александру Петровну. Александру Петровну Морозову – первую и единственную.
Ее старший сын в то время окончил школу, а младший, Вадик, относился к нам, малышам, покровительственно. Он уже учился в средней школе, но часто навещал мамин класс на переменках. Высокий, худенький – чувствовалось, что его так и подмывало побегать с мальчишками своего возраста, но положение сына учительницы обязывало быть примерным. И он совершенно органично вписывался в нашу команду, особенно когда мы готовились к праздникам. Хотя, если честно, иногда было заметно, что мальчик немного ревновал к нам свою маму. Ведь она так много любви отдавала нам…
Семь лет разницы между братьями – дистанция существенная. Особенно в детстве, когда интересы у мальчишек оказываются совсем разными. Сначала у старшего на уме приятели и футбол, а родители то и дело просят его присмотреть за младшим. Но приходит время, когда старшего больше интересуют девочки, а потом и выбор дальнейшего жизненного пути, тогда как у его брата наступает возраст все тех же мальчишеских забав. Пожалуй, это тот самый возрастной разброс, когда для сохранения между братьями ровных и дружеских отношений от родителей требуется человеческое тепло и большой такт. Благо в семье Морозовых и у Николая Ивановича, и у Александры Петровны всего этого было в избытке. И отношения между Валей и Вадимом всегда были замечательными.
– Как и все малы́е, он, конечно, в детстве все время путался у меня под ногами, – с улыбкой вспоминал спустя годы старший брат. – Но я к этому привык с ранних лет. А Вадим рос обычным парнишкой: играл с мальчишками и дрался, любил спорт, увлекался баскетболом, а еще музыкой. Окончил музыкальную школу и хорошо играл на баяне. Кстати, насчет дрался... Помню я такой случай. Вадиму было лет восемь, а мне, стало быть, уже пятнадцать. Он приходит и говорит: «Валь, помоги разобраться с одним пацаном – этот Федор, хоть и маленький, но такой драчун. Сегодня бил одного мальчика. Я, конечно, заступился, но он же и дальше так будет. Ты только его не бей, думаю, ему надо просто нотацию прочитать. Сможешь?» Короче, на следующий день пришлось мне провести с этим Федором беседу. Через неделю спрашиваю: «И как ведет себя драчун?» А Вадим отвечает: «Помогло! Он стал с нами дружить и даже перед тем мальчиком извинился...» Это я к тому, что в детстве особых лидерских качеств я в брате еще не замечал, а вот отзывчивость, душевность и доброта к людям у него были с самых малых лет – и это мамина черта.
Однако такие истории, когда старшему брату приходилось как-то вмешиваться в жизнь Вадима, происходили нечасто. Да и то лишь когда это касалось не самого младшего брата, а кого-то другого, несправедливо пострадавшего. Свои собственные проблемы Вадим предпочитал решать сам.
Разница в возрасте с братом приводила еще и к тому, что почти все спортивные воспоминания Вадима в детстве были связаны не с братом, а с отцом, вместе с которым они часто ходили на стадион. В Волхове в те годы были свои команды по футболу и по хоккею с мячом, которые звезд с неба не хватали, но собирали немало болельщиков на трибунах. Еще бы, ведь в конце 1950-х тренером обеих команд в течение пары лет был легендарный в прошлом футболист Петр Дементьев, которого почти весь Советский Союз знал по прозвищу Пека. Более того, в свои 47 он во время хоккейных матчей порой даже выходил на лед в качестве играющего тренера – настоящее событие для Волхова. Правда, Вадиму в то время не исполнилось еще и семи лет, так что Пеку в составе волховского «Металлурга» он запомнить никак не мог. Зато волна интереса в городе к футболу и русскому хоккею, поднявшаяся с того времени, захлестнула и его. И Вадим стал настоящим болельщиком, вместе с отцом постоянно посещая матчи волховских команд и зимой, и летом.
Спустя много лет профессиональные дороги не раз сведут Вадима Морозова с волховстроевским железнодорожником, а впоследствии – депутатом Законодательного собрания Ленинградской области Георгием Самсоненко, который на десять лет старше его. И во время одной из таких встреч Морозов признался:
– Ты-то меня в детстве не знал, а вот я тебя прекрасно помню с давних пор. Здорово ты мячи в хоккейных воротах ловил, когда мне было лет 12.
Кто бы тогда, в 1966-м, на холодном хоккейном стадионе в Волхове мог предположить, что спустя 30 с лишним лет эти два человека – спасающий свои ворота голкипер и мальчишка-зритель, следивший за каждым его движением, – окажутся рядом на одном из самых крутых виражей жизненной траектории Вадима Морозова? Но нет – пока это был просто русский хоккей.
И жизнь продолжалась. Нормальная школьная жизнь 1960-х в не слишком респектабельном, но вполне благополучном, пусть и слегка провинциальном Волхове.
Разница в возрасте с братом приводила еще и к тому, что почти все спортивные воспоминания Вадима в детстве были связаны не с братом, а с отцом, вместе с которым они часто ходили на стадион. В Волхове в те годы были свои команды по футболу и по хоккею с мячом, которые звезд с неба не хватали, но собирали немало болельщиков на трибунах. Еще бы, ведь в конце 1950-х тренером обеих команд в течение пары лет был легендарный в прошлом футболист Петр Дементьев, которого почти весь Советский Союз знал по прозвищу Пека. Более того, в свои 47 он во время хоккейных матчей порой даже выходил на лед в качестве играющего тренера – настоящее событие для Волхова. Правда, Вадиму в то время не исполнилось еще и семи лет, так что Пеку в составе волховского «Металлурга» он запомнить никак не мог. Зато волна интереса в городе к футболу и русскому хоккею, поднявшаяся с того времени, захлестнула и его. И Вадим стал настоящим болельщиком, вместе с отцом постоянно посещая матчи волховских команд и зимой, и летом.
Спустя много лет профессиональные дороги не раз сведут Вадима Морозова с волховстроевским железнодорожником, а впоследствии – депутатом Законодательного собрания Ленинградской области Георгием Самсоненко, который на десять лет старше его. И во время одной из таких встреч Морозов признался:
– Ты-то меня в детстве не знал, а вот я тебя прекрасно помню с давних пор. Здорово ты мячи в хоккейных воротах ловил, когда мне было лет 12.
Кто бы тогда, в 1966-м, на холодном хоккейном стадионе в Волхове мог предположить, что спустя 30 с лишним лет эти два человека – спасающий свои ворота голкипер и мальчишка-зритель, следивший за каждым его движением, – окажутся рядом на одном из самых крутых виражей жизненной траектории Вадима Морозова? Но нет – пока это был просто русский хоккей.
И жизнь продолжалась. Нормальная школьная жизнь 1960-х в не слишком респектабельном, но вполне благополучном, пусть и слегка провинциальном Волхове.
– Мы с Вадимом учились в девятом и десятом классах. Восьмых у нас в 61-й школе было много, а вот девятый остался один, и мы оказались там вместе с Вадимом Морозовым, – вспоминает один из его одноклассников, Евгений Трухин.
Евгений Иванович Трухин, одноклассник В. Н. Морозова
– Мальчишек нас было одиннадцать, ровно футбольная команда. Остальные – девчонки, которых было гораздо больше. Вадим никогда специально не старался производить какое-то впечатление. Даже о том, что он прекрасно играет на баяне, я узнал совершенно случайно. Как-то после уроков мы сидели с ребятами в кабинете по военной подготовке. Там – плакаты, гранаты и так далее. А в углу стоял баян в футляре. Он подошел, открыл. Я спрашиваю: «Вадик, ты что, умеешь?» Он: «Сейчас покажу. А что сыграть-то?» Говорю: «Давай что-нибудь такое, родное». И он заиграл знакомые всем душевные песни… Оказалось, что он на самом деле просто отлично играет!
Учился он очень легко, и внимания к нему особенного не было. А я совсем другой – из таких, заводных. Бывало, и набедокуришь – тогда же время такое было: брюки клеш, волосы длинные, гитара… Хотелось пофорсить, одним словом. Классный руководитель Валентина Ивановна повоспитывает нас – вроде и все. Но Вадим, увидев, что она расстроилась, потом говорит нам: «Все, мужики, прекращаем это дело. По улице ходите как хотите, а в школе давайте нормально». Все-таки чувствовалось, что у него самого мама – учительница и он по-особенному к этому относился.
Учился он очень легко, и внимания к нему особенного не было. А я совсем другой – из таких, заводных. Бывало, и набедокуришь – тогда же время такое было: брюки клеш, волосы длинные, гитара… Хотелось пофорсить, одним словом. Классный руководитель Валентина Ивановна повоспитывает нас – вроде и все. Но Вадим, увидев, что она расстроилась, потом говорит нам: «Все, мужики, прекращаем это дело. По улице ходите как хотите, а в школе давайте нормально». Все-таки чувствовалось, что у него самого мама – учительница и он по-особенному к этому относился.
Школьная фотография выпускного 10 класса железнодорожной школы № 61 на ст. Волховстрой (ныне – школа № 5 г. Волхова)
Так получилось, что сама Валентина Ивановна Рыман, которая была у ребят классным руководителем, с семьей Морозовых пересекалась в самых разных качествах. С мамой Вадима и Валентина Александрой Петровной – коллеги в одной и той же школе, а у братьев она была классным руководителем.
– Да, я действительно учила обоих братьев Морозовых. Как раз когда Валентин оканчивал десятый класс, Вадик перешел из начальной школы в среднюю, – рассказывает она. – Знаете, в те времена они были разные совершенно. Валентин – гордый такой, а Вадик совсем другой – более мягкий, душевный, отзывчивый. Однажды мы пешком пошли в поход в Сясьстрой – отмечали окончание учебного года. Ночевали в палатках, разводили костры. И вот тогда проявилось, насколько он верный и надежный товарищ, старался помочь всем, кто в этом нуждался. Хотя никогда себя не выпячивал, но зато во всех спортивных соревнованиях участвовал, а уж на школьных вечерах Вадик всегда был заводилой. И еще он у меня был абсолютно незаменимым редактором классной стенгазеты – сам и тексты писал, и хорошо рисовал. Так до самого окончания десятого класса он и был в нашей газете редактором, причем делал ее с огромным удовольствием.
Известно, что талантливый человек талантлив во всем – и, возможно, одним из призваний Вадима Морозова была как раз журналистика? То, что эта профессия была ему очень интересна, – совершенно точно. Но вот профессией его жизни она стать никак не могла. По одной-единственной причине, которая была понятна уже в момент окончания школы и самому Вадиму, и всем, кто его окружал. Железная дорога не спрашивала его, хочет ли он посвятить ей всю свою жизнь. Она просто констатировала, и выбор этот десятикласснику из Волхова делать даже не пришлось. И дело тут не в династии или генах, ведь старший брат Валентин выбрал для себя медицину. Но у Вадима с самого начала был свой путь. Так порой случается с некоторыми людьми в жизни. Нечасто. И если очень повезет.
Так что Вадима Морозова ждало расставание с родным Волховом, с расположенной неподалеку любимой Новой Ладогой, с Волховстроевским локомотивным депо, где он перед поступлением в институт успел поработать учеником слесаря... Со всем этим привычным и родным образом жизни.
Его ждал Санкт-Петербург – вернее, тогда еще Ленинград. И ЛИИЖТ –
Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта.
Так что Вадима Морозова ждало расставание с родным Волховом, с расположенной неподалеку любимой Новой Ладогой, с Волховстроевским локомотивным депо, где он перед поступлением в институт успел поработать учеником слесаря... Со всем этим привычным и родным образом жизни.
Его ждал Санкт-Петербург – вернее, тогда еще Ленинград. И ЛИИЖТ –
Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта.
Много лет спустя – в день, когда учительница Валентина Ивановна Рыман отмечала свое 85-летие, к ней в квартиру неожиданно пожаловали гости. Одним из них был ее бывший ученик, а теперь – председатель местного железнодорожного профсоюза Юрий Большаков. Другой – заместитель начальника Октябрьской железной дороги по Волховстроевскому территориальному управлению Сергей Бояркин, которого она прежде не знала. Гости видные, заметные. Поговорили, сказали много добрых слов. Но вопреки пословице самым главным в их визите стало не внимание, а... подарок. Ведь гости привезли Валентине Ивановне на день рождения телевизор, сразу объяснив, что это – личный подарок от ее бывшего ученика Вадима Морозова, у которого в этот день не было возможности самому оказаться в Волхове.
– Помню, мы по такому случаю даже по рюмочке выпили, – вспоминает Валентина Ивановна. – А тут вдруг телефонный звонок. «Это Вадим Морозов, Валентина Ивановна. Как Вы, чем занимаетесь?» Я и говорю: «А мы как раз подарок твой обмываем». Он засмеялся. Знаете, а я в ту минуту вспомнила, как однажды, приехав в школу через много лет после ее окончания, Вадим сказал простые, но очень искренние слова: «Моя Родина – это мои школьные учителя и одноклассники. Мои родители – простые и честные люди, пользовавшиеся уважением земляков. Всему хорошему, что во мне есть, я обязан моему родному городу и людям, в нем живущим...» Уверена, что шло это от самой души.
– Помню, мы по такому случаю даже по рюмочке выпили, – вспоминает Валентина Ивановна. – А тут вдруг телефонный звонок. «Это Вадим Морозов, Валентина Ивановна. Как Вы, чем занимаетесь?» Я и говорю: «А мы как раз подарок твой обмываем». Он засмеялся. Знаете, а я в ту минуту вспомнила, как однажды, приехав в школу через много лет после ее окончания, Вадим сказал простые, но очень искренние слова: «Моя Родина – это мои школьные учителя и одноклассники. Мои родители – простые и честные люди, пользовавшиеся уважением земляков. Всему хорошему, что во мне есть, я обязан моему родному городу и людям, в нем живущим...» Уверена, что шло это от самой души.
Валентина Ивановна Рыман,
классный руководитель Вадима Морозова
классный руководитель Вадима Морозова